— Сама!

Глава 42

В общежитие Юля вернулась далеко не сразу.

Пришлось задержаться в доме Каримова по ряду причин…

Во-первых, «переговоры» относительно ее увольнения из «Запретного плода» затянулись. Вполне справедливое требование Назимова отработать еще две недели было воспринято Маратом в штыки. Однако Попова его точку зрения не разделяла. Прекрасно понимала, что Владимиру Марковичу потребуется время, чтобы подобрать ей замену. Словом, остаться равнодушной к его просьбе она не могла. Согласилась, ибо поступать по-скотски с человеком, который протянул ей руку помощи в трудную минуту, не собиралась. Сказать, что Марат был в ярости от подобного решения — не отразить и сотой доли действительности. Он бушевал так, что Назимов несколько раз бросал трубку, предлагая ему остыть. В конечном итоге им все же удалось договориться. Мужчины сошлись во мнении, что Юля будет отрабатывать неделю вместо положенных двух. А если новый сотрудник найдется в самое ближайшее время — и того меньше.

Во-вторых, едва закончив разговор и пребывая в весьма скверном расположении духа, Каримов велел Артему отправляться в свою комнату, включить телевизор и не выходить оттуда, пока он сам за ним не придет. Мальчуган безропотно подчинился. Очевидно, таким раздраженным он видел своего дядю впервые. Чего греха таить, в тот момент и Юля от страха сжалась в комок, мечтая слиться с воздухом. Или попросту исчезнуть.

Едва они остались одни, Марат схватил ее за локоть и настойчиво поволок куда-то. Ничего не объясняя. Молча. Вскоре они оказались… в его кабинете, судя по всему. Там-то он и набросился на нее словно сумасшедший. Безумно дикий. И оголодавший так сильно, будто и не было между ними ничего менее часа назад. Пока самозабвенно вколачивался в глубины ее тела, присваивая и порабощая одновременно, он говорил Юле такие вещи, от которых у нее мозг плавился, разум мгновенно отключался, сердце грохотало в груди, а лицо и уши полыхали огнем. На сей раз мужчина не сдерживался ни капли. Его страсть была примитивной, ненасытной и бескомпромиссной.

Когда все закончилось, стоять самостоятельно Попова уже не могла.

И передвигалась исключительно по стеночке. Ее шатало из стороны в сторону. И это страшно забавляло Каримова. Он триумфально скалился, прожигая в ней дыры своим пугающим, до жути потемневшим взглядом.

Чтобы прийти в себя и восстановиться после подобного марафона, Юле потребовалось время. И несколько бесценных минут контрастного душа.

Потом они направились к Артему. Пока Марат выуживал из детского шкафчика чистую одежду для него, мальчуган с упоением пересказывал ей сюжет своего любимого мультфильма. Глядя в чистые искренние глаза ребенка, Юля испытывала странное томление в груди. Самый настоящий трепет. И необъяснимую нежность. Поддавшись порыву, она мягко погладила его по щеке. Просто так. Без причины. Артем робко улыбнулся и накрыл ее руку своей ручонкой, прижимаясь к ее пальцам еще плотнее.

Кажется, в этот момент он даже не дышал — так сильно волновался.

И девушку внезапно осенило: ему не хватает этого. Всего этого!

Нежности. Ласки. Женского тепла. Матери, в конце концов.

— А где родители Артема? — спросила Юля раньше, чем успела подумать. — Почему он живет с тобой?

Казалось бы, банальная фраза заставила Марата вздрогнуть.

На его мощной шее взбугрились вены. Он напрягся всем телом. Нахмурился.

И холодно уточнил, сверкая сталью в твердом непреклонном взгляде:

— Это проблема?

— Что? — растерянно.

— То, что он живет со мной — проблема для тебя?

— Нет! Просто любопытно!

— Любопытство сгубило кошку!

— Сую нос не в свое дело, да? — грустно улыбнулась.

— Пойми, есть вещи, которые…

— Они на небе! — внезапно перебил их Артем, взволнованно вытаращив свои глазенки. — Папа и мама умерли. Теперь они на небе!

Юля застыла, будто громом пораженная.

Нет, в глубине души она подозревала нечто подобное.

Но одно дело подозревать. И совсем другое — знать наверняка.

Ей стало не по себе. Сделалось дурно. Тошно. Теперь, глядя в упор на своего профессора, она видела не ненавистного всеми Серпа. Она видела человека, перенесшего страшную потерю. Мужчину, чьей стойкости и силе духа можно было лишь позавидовать. И восхититься ею втихаря.

«Не знают! — твердила про себя. — Все они… совсем тебя не знают!»

Устало выдохнув, Каримов бросил детские вещи на диван.

— Одевайся! — велел своему племяннику. — Мы подождем тебя внизу.

Затем он подтолкнул Юлю к двери, накрыв своей ладонью ее поясницу.

И даже сквозь ткань она ощущала, как нестерпимо его прикосновение жжет кожу. Ей хотелось остановиться. Обнять его. Хоть как-то выразить свое сочувствие. Но что-то сдерживало. Что-то мешало. Уже спускаясь вместе с ним по лестнице, Попова нервно сглотнула и выпалила на выдохе:

— У тебя… была сестра?

— У меня был брат! — прилетело в ответ. — Младший брат.

«Прямо как у меня…»

Стоило лишь на секунду представить, что с Костей может случиться нечто дурное, и сердце болезненно сжалось в груди от леденящего душу страха.

Но все же любопытство в очередной раз взяло верх над разумом.

— Давно? — прокаркала чужим старушечьим голосом. Горло драло, чудовищно саднило, и она ничего не могла с этим поделать. — Давно его не стало?

— Давно, — сухо обронил Каримов. — За полгода до рождения Артема.

— Господи…

Она остановилась как вкопанная на последней ступеньке.

Ноги точно к полу приросли.

— Что с ним случилось?

Марат угрюмо смотрел куда-то сквозь нее.

— Его убили. Перерезали горло, когда он возвращался вечером домой, и оставили умирать на лавочке у подъезда. Там-то его мама и обнаружила.

— Нет! — ужаснулась Юля, едва сдерживая слезы. — Не может быть! За что?

— Если бы я знал, пташечка! — кривая усмешка. — Если бы я знал!

— Хочешь сказать… убийцу не нашли?

— Его и не искали! — злобно выплюнул мужчина. — Расследование провели настолько халатно, что… ни улик, ни свидетелей… ничего. Даже отпечатки пальцев не сняли! Отмахнулись, объясняя это тем, что на лавочке они найдут сотни разных отпечатков. И следствию это ничем не поможет. А по факту наши доблестные органы просто замяли дело. Вот и все!

— Но как же…

Юля запнулась, осознав кое-что.

— Погоди! — недоуменно. — Если Артем родился через полгода после смерти твоего брата, то… его мать была жива на тот момент?

— Эта сука и сейчас жива! — с лютой ненавистью в ледяном взгляде сообщил профессор. — Но Артему знать об этом ни к чему! Пусть лучше считает, что его святая мамаша богу душу отдала, чем узнает жестокую правду!

— Какую правду?

Марата затрясло. На его скулах заиграли желваки.

Казалось, еще секунда, и он сорвется на крик.

Но нет. Отдышался. Успокоился. Взял себя в руки.

И гортанно пробормотал:

— Она выбросила его, как пакет с мусором! Как ненужный хлам! Оставила в подъезде, под дверью моих родителей, завернув в какую-то грязную тряпку! Крохотного новорожденного ребенка на грязном ледяном бетоне! Одному богу известно, сколько времени он там пролежал! Родителей не было дома целый день! В итоге воспаление легких получил. Боялись, не выживет.

Юля отшатнулась, отказываясь верить в услышанное.

Но мужчина продолжал, все сильнее стискивая руки в кулаки:

— Она могла прийти к нам и сказать прямо, что ребенок ей не нужен! Написала бы отказную в нашу пользу, и все. Но нет… Артема забрали в дом малютки, а нам пришлось доказывать свое родство с ним! И все это время мы жили в диком страхе, что его отдадут на усыновление в чужую семью. Мы могли потерять то единственное, что осталось у нас от Тимура, и…

Это стало для нее последней каплей. Внутри лопнула невидимая струна, сдерживающая ее эмоции. Громко всхлипнув, Попова бросилась к нему на шею и обняла с такой чудовищной силой, что одеревенели руки.